В конце концов именно Оуэн взял Роберту Кэвелл за руки и, кося одним
глазом на бегущие стрелки часов, слишком хорошо сознавая, что каждые полторы
минуты Курц становится ближе еще на милю, объяснил, почему они должны взять
Даддитса с собой, как бы плохо ему ни было. Даже в этих обстоятельствах
Генри не сумел заставить себя с серьезным лицом произнести сакраментальную
фразу: "от этого зависит судьба мира". Но Андерхилл, всю жизнь служивший
своей стране с оружием в руках, смог - и сказал.
Даддитс по-прежнему обнимал Генри, глядя на него ослепительно
сверкавшими зелеными глазами. Только эти глаза и не изменились. И чувство,
которое Генри всегда испытывал рядом с Даддитсом - что все в порядке или
скоро будет.
Роберта с отчаянием уставилась на Оуэна, с каждой минутой все больше
старея, словно по чьей-то злой воле время помчалось с невероятной быстротой,
и листки календаря слетали один за другим.
- Да, - твердила она, - да, понимаю, вы хотите найти Джоунси..,
поймать, но что он хочет сделать? И если приезжал сюда, почему не сделал это
здесь?
- Мэм, мне трудно ответить на эти вопросы...
- Boa, - внезапно вмешался Даддитс. - Оси оцет воу. Войну? - мысленно
спросил у Генри встревоженный Оуэн. Какую войну?!
Не важно, ответил Джоунси, и его голос в голове Оуэна был опять еле
слышен. Нам пора.
- Мэм, миссис Кэвелл, - начал Оуэн, очень осторожно беря ее за руку.
Генри любил эту женщину, как мать, и Оуэн понимал почему. От нее исходила
аура доброты, благожелательности и непередаваемого обаяния. - Мы должны
ехать.
- Нет. О, пожалуйста, скажите "нет". - Она снова заплакала.
"Не надо, леди, - вертелось на языке Оуэна. - Дела и без того хуже
некуда. Пожалуйста, не надо".
- За нами гонятся. Очень нехороший человек. Мы должны исчезнуть, пока
он не явился.
Несчастное печальное лицо Роберты осветилось решимостью.
- Хорошо. Согласна. Но тогда я еду с вами.
- Нет, Роберта, - покачал головой Генри.
- Да-да! Я позабочусь о нем! Дам таблетки.., преднизон.., захвачу
лимонные тампоны, и...
- Ама, айся есь.
- Нет, Даддитс, нет!
- Ама, айся есь. Аано! Аано! - возбужденно твердил Даддитс. "Мама,
оставайся здесь. Безопасно..."
- У нас нет времени, - напомнил Оуэн.
- Роберта, - повторил Генри. - Пожалуйста.
- Позвольте мне ехать! - заплакала она. - Дадди - это все, что у меня
есть!
- Ама, - твердо сказал Даддитс странно взрослым голосом. - Айся ЕСЬ.
Роберта взглянула на сына и как-то сразу поникла.
- Хорошо, - сказала она. - Еще минуту. Мне нужно кое-что собрать.
Она метнулась в комнату Даддитса и вернулась с бумажным пакетом.
- Это его таблетки. В девять надо дать преднизон. Не забудьте, иначе он
расчихается так, что грудь заболит. Если попросит, дайте перкосен, а он
скорее всего попросит, потому что в последнее время не терпит холода.
Роберта смотрела на Генри грустно, но без упрека. А он почти хотел,
чтобы его осуждали. Видит Бог, ни одного своего поступка он не стыдился
больше, чем этого. Дело даже не в лейкозе. В том, что Даддитс так давно и
тяжело болен, а они даже не знали.
- И лимонные тампоны.., смазывайте только губы, десны в последнее время
кровоточат, и лимонный сок щиплет. Вата в нос, если пойдет кровь. Да, и
катетер. Видите, на плече?
Генри кивнул. Пластиковая трубка, торчащая из марлевой повязки. При
виде нее Генри мгновенно испытал дежа-вю.
- Прикрывайте его, когда выходите на улицу... Доктор Бриско
посмеивается надо мной, но я уверена, что холод проникает внутрь..,
достаточно шарфа.., даже носового платка...
Она снова плакала, безуспешно стараясь сдержать всхлипы.
- Роберта... - начал Генри, тоже поглядывая на часы.
- Я позабочусь о нем, - сказал Оуэн. - Я ухаживал за па до самой
смерти. И знаю насчет преднизона и перкосена все.
Все - и больше: сильнодействующие стероиды, мощные болеутоляющие. А в
конце - марихуана, метадон и, наконец, чистый морфий, куда круче любого
героина. Морфий - самое надежное орудие смерти.
Она немедленно коснулась его сознания: странное, щекочущее ощущение,
совсем как когда ступаешь босыми пятками по пушистому ковру. Даже чуть
приятно. Она пыталась понять, правду ли он сказал об отце: скромный подарок
от ее необыкновенного сына. Оуэн понял, что она так давно пользовалась им,
что теперь даже не понимала, что именно делает.., совсем как друг Генри
Бивер, вечно жующий зубочистки. Конечно, до Генри ей было далеко, но все же
и она кое-что умела, и Оуэн ничему в жизни так не радовался, как тому, что
сейчас не солгал.
- Не лейкоз, - сказала она.
- Рак легких. Миссис Кэвелл, нам в самом деле надо...
- Мне нужно дать ему еще кое-что.
- Роберта, мы не можем... - начал Генри.
- Я мигом, мигом! - Она бросилась на кухню. Оуэн вскинул голову. Вид у
него был испуганный.
- Курц и Фредди с Перлмуттером... Генри, я не могу сказать, где они! Я
их потерял!
Генри открыл пакет с лекарствами, заглянул внутрь. И поражение застыл,
словно загипнотизированный видом того, что лежало на коробке с
глицерино-лимонными тампонами. Он ответил Оуэну, но голос, казалось,
доносился с дальнего конца некоей никем не открытой долины, о существовании
которой Генри не подозревал. Теперь он знал, что такая долина есть. И была.
Не один год. Нельзя, невозможно утверждать, будто Генри в голову не
приходила мысль о чем-то подобном, но почему, во имя Господа, он все это
время был настолько ленив и нелюбопытен?!
- Они только что прошли поворот No 29, - сказал Генри. - В двадцати
милях от нас. А может, и ближе.
- Что это с тобой?
Генри сунул руку в пакет и вытащил непонятного назначения паутину из
бечевки, висевшую над кроватью Даддитса здесь и в доме на Мейпл-лейн.
- Даддитс, где ты взял это? - спросил он, хотя ответ уже был не нужен.
Ловец снов был меньше того, что болтался под потолком "Дыры в стене", но
если не считать размеров, оба ничем не отличались друг от друга.
- Ие, - пояснил Даддитс, не сводя глаз с Генри. Будто так до конца и не
поверил, что Генри рядом. - Ие ал ме. А одето, а олой еее.
Хотя возможность читать чужие мысли угрожающе иссякала, по мере того
как организм справлялся с байрумом, Оуэн легко понял, о чем идет речь.
"Вивер прислал на Рождество. На прошлой неделе", - сказал Даддитс. Для
людей, пораженных синдромом Дауна, времени фактически не существовало, и,
похоже, Даддитс не исключение. Для него прошлое - это "та неделя", будущее -
"следующая". Оуэн подумал, что, если бы так считали все, в мире было бы куда
меньше печали и ненависти.
Генри бросил последний взгляд на маленького Ловца снов и убрал его в
пакет как раз в ту минуту, когда в прихожую ворвалась Роберта. Завидев ее,
Даддитс расплылся в улыбке.
- Уби-у! - воскликнул он. - Оя ока!
Он схватил коробку и расцеловал мать в обе щеки.
- Оуэн, - сказал Генри, блестя глазами. - У меня о-о-чень хорошие
новости.
- Выкладывай.
- Ублюдки застряли: перевернулся трактор с прицепом, как раз рядом с
поворотом No 28. Потеряют минут десять, а то и двадцать.
- Слава Богу. Хоть небольшая передышка. - Оуэн подошел к вешалке, на
которой висела гигантского размера куртка с капюшоном и надписью
ярко-красными буквами поперек спины: RED SOX WINTER BALL. - Это твоя,
Даддитс?
- Ая, - кивнул тот, улыбаясь. - Ука. - И едва Оуэн потянулся за ней,
добавил:
- Ы иив ак ы али Оси.
Поняв смысл его слов, Оуэн передернулся от озноба.
"Ты видел, как мы нашли Джози".
Он и в самом деле видел.., и Даддитс это знает. Заметил его вчера ночью
- или в тот день, девятнадцать лет назад? Неужели, ко всему прочему, Даддитс
способен путешествовать во времени?
Но на расспросы времени не осталось, и Оуэн был почти рад этому.
- Я сказала, что не буду возиться с коробкой, но, конечно, все сделала,
- сказала Роберта, глядя, как Даддитс, перекладывая коробку из руки в руку,
неуклюже справляется с курткой, тоже подарком от бостонской "Ред соке". На
ярко-голубом фоне куртки и еще более ярко-желтом коробки его лицо казалось
неестественно бледным. - Я знала, что он поедет. А меня не возьмут.
Пожалуйста, Генри, можно я с вами?
- А что, если вам придется умереть у него на глазах? - спросил Генри,
ненавидя себя за жестокость. За то, что жизнь так вышколила его. Научила
нажимать нужные кнопки. - Хотите, чтобы он все это видел, Роберта?
- Нет, конечно, нет, - устало ответила она и после короткой паузы
добавила, ранив Генри в самое сердце:
- Будьте вы прокляты!
Потом подошла к Даддитсу, оттолкнула Оуэна, быстро застегнула молнию
куртки и, взяв его за плечи, всмотрелась в глаза. Маленькая, неугомонная
птичка-женщина. Высокий, бледный сын, затерявшийся в огромной куртке. Слезы
Роберты внезапно высохли.
- Будь хорошим мальчиком, Дадди.
- Уду, ама.
- Слушайся Генри.
- Уу, ама. Уу ууся Ени.
- Не расстегивайся. Кутайся получше.
- А, ама, - послушно вторил Даддитс, которому явно не терпелось
поскорее уйти, и это вновь вернуло Генри к прошлому: походы за мороженым,
игра в мини-гольф (Даддитс, как ни странно, был прекрасным игроком, только
Питу удавалось иногда его побить), путешествия в кино, и всегда "слушайся
Генри", или "слушайся Джоунси", или "слушайся друзей", и всегда "будь
хорошим мальчиком, Дадди", и всегда "я уу ошим, ама".
Она оглядела его в последний раз.
- Я люблю тебя, Дуглас. Ты всегда был замечательным сыном, и я очень
тебя люблю. Поцелуй меня.
Даддитс поцеловал мать; та нерешительно, словно украдкой, погладила его
небритую щеку. Вынести это не было сил, но Генри все же смотрел, смотрел,
потому что был так же бессилен, как муха, попавшая в паутину. Всякий Ловец
снов был к тому же капканом.
Даддитс еще раз чмокнул мать, но блестящие зеленые глаза перебегали с
Генри на дверь. Даддитс торопился. Почему? Знал, что люди, которые охотятся
на Генри и Оуэна, совсем близко? Или для него это - приключение, как в
прежние времена, когда их пятерка была неразлучной? И то, и другое?
Возможно.
Роберта разжала руки и отступила, с отчаянием глядя на сына.
- Роберта, - прошептал Генри, - почему вы не сказали нам, что
происходит? Почему не позвонили?
- А почему вы не приезжали?
Генри мог бы спросить, почему не звонил Даддитс, но это было бы прямой
ложью. Даддитс постоянно звонил, с самого марта, когда Джоунси попал в
аварию. Он подумал о Пите, сидевшем в снегу рядом с перевернутым "скаутом" и
писавшем Даддитс - раз, другой, третий... Даддитс, заточенный на острове
"Где-то-там" и умирающий в тюрьме, Даддитс, посылающий призыв за призывом,
но в ответ - молчание. Наконец, один из друзей явился только затем, чтобы
увезти его, в спешке, с одним пакетом лекарств и коробкой для завтраков. В
Ловце снов не было доброты. Они желали Даддитсу только хорошего, даже в тот,
первый день искренне его любили. И все же дошло до такого.
- Береги его, Генри. - Роберта перевела взгляд на Оуэна:
- И вы тоже. Берегите моего сына.
- Мы постараемся, - пообещал Генри.
15
Развернуться на Дирборн-стрит было негде, все подъездные дорожки
замело. В разгорающемся свете утра спящий городок напоминал эскимосский
поселок в тундре Аляски. Оуэн подал "хамви" назад, и так, постепенно,
выбрался со двора и стал пятиться по улице. Огромный кузов неуклюже
раскачивался из стороны в сторону. Бампер зацепил какую-то занесенную
снегом, припаркованную на обочине машину, послышался звон разбитого стекла,
и они снова вырвались через замерзшие снежные заграждения на перекресток, а
затем и на Канзас-стрит. Оставалось выбраться на шоссе. Все это время
Даддитс спокойно сидел на заднем сиденье, положив коробку на колени.
Генри, почему Даддитс сказал, что Джоунси хочет войны? Какая война?
Генри пытался послать мысленный ответ, но Оуэн больше его не слышал.
Байрум на его лице побелел, и стоило почесать щеку, как разом отваливались
целые клочья. Кожа под ними выглядела покрасневшей и раздраженной, но ничего
не болело.
"Все равно что простудиться, - удивлялся Генри. - Не серьезнее
насморка".
- Он не сказал "война", Оуэн.
- Boa, - согласился Даддитс с заднего сиденья и, подавшись вперед,
взглянул на большой зеленый знак с надписью: 95 НА ЮГ - Оси оцет еоу.
Оуэн наморщил лоб: пряди мертвого байрума белесой перхотью спорхнули на
куртку.
- Что...
- Вода, - пояснил Генри, похлопав Даддитса по костлявой коленке. - Он
пытается сказать, что Джоунси нужна вода. Только это не Джоунси. Тот, кого
он зовет "мистер Грей".
16
Роберта вошла в комнату Даддитса и принялась собирать разбросанную
одежду. Она с ума сходила при мысли о том, как безжалостно и грубо вырвали у
нее Даддитса, но, наверное, беспокоиться об этом больше не стоит.
Не прошло и пяти минут, как ноги подогнулись, и она едва доползла до
стула у окна. Вид кровати, в которой он провел последний год, преследовал
ее. Невозможно было смотреть на подушку, еще сохранившую отпечаток его
головы.
Генри воображал, что она позволила Даддитсу уехать, потому что, как они
верили, будущее всего мира зависело от того, найдут ли они Джоунси и как
быстро. Но это не так. Она отпустила Даддитса потому, что ОН так захотел.
Умирающие получают в подарок бейсболки с автографами; умирающие также имеют
право поехать в путешествие со своими друзьями.
Но как это тяжело.
Как тяжело терять его.
Она поднесла к лицу стопку его футболок, чтобы не видеть этой смятой
постели, и вдохнула его запах: шампунь "Джонсон", мыло "Дайал", и сильнее
всего, хуже всего крем с арникой, которым она растирала его спину и ноги,
когда они болели.
Не помня себя от отчаяния, она попыталась проникнуть в сознание сына,
найти его вместе с теми двумя, которые пришли в ночи, как мертвые, и увели
его, но так и не смогла.
Он заблокировался от меня, подумала она. За долгие годы они привыкли к
телепатическому общению, возможно, совсем немного отличающемуся от того,
каким владеют почти все матери особых детей (она столько раз слышала слово
"контакт" на тех собраниях группы поддержки, которые посещала вместе с
Элфи), но теперь все исчезло. Даддитс отгородился от нее, а это означало,
что должно случиться что-то ужасное.
Он знал.
Все еще прижимая к лицу футболки и вдыхая его запах, Роберта снова
заплакала.
17
Курц был в порядке (в относительном, конечно) до тех пор, пока в
мрачном утреннем свете не замелькали яркие синие вспышки проблесковых
маячков патрульных машин. Поперек дороги, как мертвый динозавр, валялся
трактор с прицепом. Закутанный до ушей полицейский сделал им знак свернуть к
съезду с шоссе.
- Блядство! - выплюнул Курц, подавив желание выхватить пистолет и
открыть пальбу. Он понимал, что это самоубийство: полицейских было не меньше
дюжины, но все равно испытывал жгучую, почти неконтролируемую потребность.
Они были так близки к цели, клянусь ранами Христа распятого! И такая осечка.
- Блядство, блядство, блядство!
- Что делать, босс? - бесстрастно осведомился Фредди, кладя тем не
менее на колени автомат. - Если я прижму их, мы сможем объехать справа.
Минута, не больше.
И снова Курц с трудом унял порыв приказать: "Да, Фредди, давай
напролом, и если кто-то из синебрюхих попробует пасть разинуть, выпусти ему
кишки".
Фредди мог прорваться.., а мог и не прорваться. Курц уже понял, что как
водитель он немногого стоит. Подобно большинству пилотов, Фредди
самоуверенно считал, что небесный транспорт ничем не отличается от
наземного. Если они даже и проскочат, все равно поднимется шум. А это совсем
нежелательно, после того как Генерал-Трусливая-Жопа - Рэндалл - приказал
свертывать операцию. Его мандат на вседозволенность ликвидирован вместе с
индульгенцией. И теперь Курц предоставлен себе. Одинокий борец за
справедливость.
Ничего, будем действовать по-умному, подумал он. Недаром мне платили
большие баксы за мои мозги.
- Будь хорошим мальчиком и сворачивай, куда тебе показали, - вслух
произнес он. - Помаши ему ручкой, выставь большие пальцы, сделай вид, что ты
в полном восторге. Продолжай ехать к югу и возвращайся на шоссе при первой
возможности. Господь любит неудачников. - Он наклонился к Фредди, достаточно
близко, чтобы увидеть белеющий пух в его правом ухе, и прошептал, как пылкий
любовник:
- Но если подведешь нас, паренек, я сам влеплю тебе пулю в затылок. - И
коснувшись того места, где мягкая шея соединяется с твердым черепом,
уточнил:
- Прямо сюда.
Неподвижное, деревянно-индейское лицо Фредди не дрогнуло.
- Да, босс.
Курц, кивнув, схватил почти бесчувственного Перлмуттера за плечи и
тряс, пока веки не дрогнули.
- Оставь меня в покое. Спать хочется. Курц приставил дуло пистолета к
спине бывшего адъютанта.
- Не выйдет. Проснись и улыбнись, дружище. Небольшой брифинг.
Перли застонал, но все же сел прямее и едва открыл рот, как оттуда
вылетел зуб и упал на куртку. По мнению Курца, зуб был совершенно здоровым.
"Смотри, ма, ни одной дырочки".
Перли подтвердил, что Оуэн и его новый приятель пока еще в Дерри.
Прекрасно. Мням-мням. Ровно через четверть часа Фредди вырулил на шоссе по
занесенному снегом пандусу. Поворот двадцать восемь, всего в одном
перекрестке от цели, но и до него еще миля, не меньше.
- Они снова в пути, - неожиданно объявил Перлмуттер, еле ворочая
языком.
- Черт бы все это побрал! - взорвался Курц вне себя от ярости,
болезненной, бессильной ярости на Оуэна Андерхилла, ставшего для него
символом провала всей несчастной, изначально обреченной операции.
Перли опять застонал: глухой, полный отчаяния звук. Живот снова стал
расти. Он стискивал его, потея и извиваясь. Обычно невыразительное лицо,
сейчас искаженное болью, стало почти прекрасным.
Он вновь разразился вонючими газами, и этот ужас длился вечность. Курц
почему-то вспомнил о той ерунде, которую они мастерили в летнем лагере из
консервных банок и навощенной бечевки. Стоило тронуть одну, как раздавался
оглушительный звон. Они называли их трещотками.
Запах, наполнивший "хамви", был смрадом рака, растущего во
внутренностях Перли и сначала питавшегося отходами его организма, а потом и
самой плотью. Зато Фредди явно выздоравливал, а Курц вообще не заразился
проклятым грибком (может, у него иммунитет, в любом случае он успел снять
маску и куда-то забросить). Перли же, хотя и умирает, еще пригодится: ценный
кадр, человек с идеальным радаром в жопе. Рано или поздно та тварь, что
сидит в нем, вырвется наружу, и это, вероятно, положит конец пригодности
Перли, но Курц побеспокоится об этом, когда время придет.
- Держись, - ласково сказал он. - Прикажи своим внутренностям
утихомириться и спи спокойно.
- Ты.., мудак, - охнул Перлмуттер.
- Верно, - согласился Курц. - Как скажешь, дружище. В конце концов
Перли прав. Он и в самом деле мудак. Оуэн оказался трусливым койотом, и кто,
как не он, запустил этого койота в чертов курятник?!
Они проезжали поворот No 27. Курц взглянул на пандус и, кажется, увидел
следы шин "хамви", который вел Оуэн. Где-то там, на какой-то улице был дом,
к которому стремились Оуэн и его новый приятель. Ради чего они так
рисковали? Почему задержались почти на полчаса? Почему?
- Заехали, чтобы забрать Даддитса, - пояснил Перли. Его живот снова
опал, и самый сильный спазм отпустил. Пока.
- Даддитс? Что за имя?
- Не знаю. Услышал от его матери. Самого Даддитса увидеть не могу. Он
другой, босс. Словно не человек, а серый пришелец.
Курц насторожился.
- Мать считает этого парня, Даддитса, и мальчиком, и мужчиной, -
добавил Перли.
Эти сообщения в отличие от предыдущих звучали оживленно, словно Перли
заинтересовался неведомым Даддитсом. Господи, да что это с ним?
- Может, он слабоумный, - сказал Фредди. Перли поднял брови.
- Может быть. Как бы то ни было, он болен. - И со вздохом добавил:
- Я-то знаю, что он чувствует. Курц снова похлопал его по плечу.
- Держи хвост пистолетом, парнишка. Как насчет тех типов, за которыми
они гонятся? Гэри Джоунса и предполагаемого мистера Грея?
В общем, ему было все равно, но имелась возможность, что продвижение и
курс Джоунса и Грея - если Грей не плод воспаленного воображения Андерхилла
- повлияют на продвижение и курс Андерхилла, Девлина и... Даддитса?
Перлмуттер покачал головой, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.
Короткая вспышка энергии быстро истощилась.
- Ничего. Блокировка.
- Совсем ничего? - настаивал Курц.
- Есть что-то. Вроде черной дыры, - сказал Перли и сонно добавил:
- Я слышу голоса. Много голосов. Они уже посылают подкрепление...
И словно по волшебству, на противоположной стороне шоссе появился самый
большой караван, который Курц видел за последние двадцать лет. Во главе шли
бок о бок два снегоочистителя, огромные, как слоны, разбрасывая лезвиями
снег в разные стороны, расчищая завалы до бетона. Позади катились сдвоенные
ряды грузовиков с песком, а уж за ними следовала двойная линия армейских
трейлеров с тяжелыми платформами. Судя по очертаниям затянутых брезентом
предметов, везли ракеты. На остальных находились тарелки радара, дальномеры,
и бог знает что еще. Между ними затесались большие транспортеры с
включенными фарами для перевозки личного состава. Световые конусы упирались
в кузова идущих впереди машин. А в транспортерах.., не сотни, тысячи солдат,
готовых непонятно к чему.., может, к третьей мировой войне, рукопашной с
двухголовыми тварями, драке с разумными жуками из "Звездного десанта",
чумой, смертью, безумием, Судным днем. Если "Империэл Вэлли" под
командованием Кейт Галлахер все еще не свернули операцию, им лучше
поторопиться и дернуть прямо в Канаду, пока есть время. Не помогут им ни
поднятые руки, ни вопли Il n'у a pas d infection ici, этот фокус уже раз не
прошел. И все это так бессмысленно и бесполезно...
В глубине души Курц сознавал, что Оуэн был прав по крайней мере в
одном: здесь все кончено. Можно сколько угодно закрывать дверь конюшни,
хвала Господу, но лошадь уже украли.
- Они собираются перекрыть его навсегда, - сказал Перлмуттер. -
Джефферсон-трект только что стал пятьдесят первым штатом. И это полицейский
штат.
- Ты все еще настроен на Оуэна.
- Пока, - рассеянно кивнул Перлмуттер. - Но долго это не продлится. Он
выздоравливает. Теряет телепатию.
- Где он, дружище?
- Только что прошел поворот No 25. Милях в пятнадцати от нас. Не
больше.
- Прибавить скорости, босс? - спросил Фредди. Они потеряли шанс
перехватить Оуэна из-за проклятого трактора. Не хватало еще окончательно
потерпеть поражение, слетев с дороги.
- Отставить, - сказал Курц. - Подождем, посмотрим, как пойдут дела.
Скрестив руки на груди, он уставился на белоснежный мир, пролетающий
мимо. Снег уже унялся, и дальше, на юг, дороги наверняка не такие скользкие.
Да, ничего не скажешь, последние двадцать четыре часа выдались более
чем насыщенными. Он взорвал инопланетный корабль, пережил измену человека,
которого считал своим логическим преемником, восстание и мятеж штафирок и в
довершение всего получил отставку от штабного генерала, никогда не
слышавшего о выстреле, сделанном в приступе гнева.
Веки Курца сомкнулись. Через несколько секунд он уже дремал.
18
Джоунси мрачно сидел за письменным столом, поглядывая то на
неработающий телефон, то на Ловца снов, свисавшего с потолка (и медленно
покачивавшегося на едва заметном ветерке), то на новые стальные ставни,
которыми этот ублюдок Грей загородил окна. В ушах все время отдавалось
низкое рычание, от которого подрагивали упершиеся в сиденье ягодицы. Похоже
на газовую печь, которую давно не ремонтировали.., но это не печь, а
снегоочиститель, упорно торивший путь на юг, юг, юг.., а на месте водителя
мистер Грей, вероятно, в кепке с буквами DPW, украденной у последней жертвы,
нажимает на педаль ногой Джоунси, вертит руль руками Джоунси, слушает
приказы по рации ушами Джоунси.
Итак, Джоунси, сколько еще собираешься торчать здесь и жалеть себя?
Джоунси, успевший прикорнуть в кресле и почти задремать, подскочил.
Голос Генри. Не переданный по телепатической связи - таковой больше не было,
мистер Грей заблокировал все линии, кроме собственной. Нет, скорее
прозвучавший в мозгу. И все равно укол оказался довольно чувствительным.
Никого я не жалею, просто меня отрезали! - начал было Джоунси и сам
поморщился от капризного, почти оправдывающегося тона. Если бы он попытался
выразить свои эмоции в словах, присутствующие наверняка ничего не услышали
бы, кроме жалкого скулежа побитой собаки. Не могу позвонить, не могу
выглянуть, не могу выйти. Не знаю, где ты, Генри. Но я в настоящем тюремном
изоляторе.
А мозги твои он тоже украл?
- Заткнись. - Джоунси устало потер висок.
И память с собой прихватил?
Нет. Конечно, нет. Даже здесь, за запертыми дверями, отгородившими
Джоунси от миллиардов помеченных маркером коробок, он все равно помнил, как
в первом классе вытер сопли о косичку Бонни Дил (а потом пригласил ту же
Бонни танцевать на вечере в седьмом), как Ламар Кларендон учил их игре,
известной низким и непосвященным под названием крибидж, как принял Рика
Маккарти за оленя. Джоунси помнил все это. Конечно, тут наверняка кроется
разгадка, но будь он проклят, если знает, в чем она состоит. Может, потому
что решение лежит на поверхности.
Застрять так глупо и распустить нюни после всех детективов, которые ты
прочел, издевался засевший в мозгу двойник Генри. Не говоря уже о
фантастических фильмах о нашествии инопланетян - разве ты не пересмотрел их
все, от "Дня, когда Земля остановилась" до "Нападения Помидоров-убийц". И
после всего этого ты не способен раскусить серого типа? Не можешь раскопать
его следы от неба до земли и узнать, где его логово?
Джоунси снова потер висок. Это не экстрасенсорика, это его собственный
разум, и почему бы ему не заткнуться? Он, дьявол бы побрал все это, попал в
западню, так что какая разница? Он мотор без передачи, телега без лошади,
Мозг Донована в резервуаре с питательной жидкостью, упивающийся бесполезными
снами.
Чего он хочет? Начни отсюда.
Джоунси поднял глаза к Ловцу снов, танцующему в слабых потоках
восходящего воздуха. Ощутил дрожь снегоочистителя, достаточно сильную, чтобы
передаться картинам на стенах. Тина Джин Шлоссингер, вот как ее звали, и
здесь, судя по сплетням, должен был висеть ее снимок, снимок с юбкой,
задранной так высоко, что каждый мог увидеть "киску", и сколько подростков
были одурманены этой мечтой?
Джоунси встал - почти вскочил - и принялся мерить шагами комнату, едва
заметно прихрамывая. Ураган кончился, и бедро уже не так сильно ломило.
Вспомни Эркюля Пуаро, сказал он себе. Пусти в ход маленькие серые
клеточки. Отрешись от своих воспоминаний, думай только о мистере Грее.
Логика, главное логика. Чего он хочет?
Джоунси остановился. Желания Грея вполне очевидны. Он приехал к
водонапорной башне, вернее, к тому месту, где она когда-то стояла, потому
что ему нужна вода. Не просто вода. Питьевая вода. Но водонапорная башня
снесена, уничтожена страшным ураганом восемьдесят пятого - ха-ха, мистер
Грей, промахнулись, - а теперешние запасы воды Дерри находятся чуть дальше,
к северо-востоку, и, вероятно, совершенно недостижимы из-за метели, а кроме
того, сосредоточены в разных местах. Поэтому мистер Грей, порывшись в
доступном ему хранилище знаний Джоунси, вновь повернул на юг. По направлению
к...
Внезапно он все понял. Ноги мгновенно сделались ватными, подкосились, и
Джоунси рухнул на ковровое покрытие пола, не обращая внимания на укол боли в
бедре.
Собака. Лэд. Собака все еще с ним?
- Ну конечно, - прошептал Джоунси. - Разумеется, сукин сын еще с ним.
Даже сюда доносится его вонь. Пердит, как Маккарти.
Этот мир оказался враждебным байруму, а обитатели этого мира
сопротивлялись с поразительной энергией, которую черпали из бездонного
колодца человеческих эмоций. Но последнему уцелевшему инопланетянину
поразительно везло, как игроку в кости, выбросившему шестерки десять раз
подряд. Он нашел Джоунси, свою Тифозную Мэри, захватил его тело и большую
часть сознания. Отыскал Пита, который довел его куда требовалось, после
того, как сигнальный огонь погас. Дальше ему встретился Энди Джанас, парень
из Миннесоты, везущий туши двух оленей, убитых Рипли. Олени были мистеру
Грею ни к чему, но Джанас вез также разлагающийся труп инопланетянина.
Плодоносящие тела, вдруг подумал Джоунси. Плодоносящие тела, откуда
это?
Не важно. Потому что следующим выигрышем мистера Грея был "додж рэм"
старины Я-ЛЮБЛЮ-СВОЕГО-БОРДЕР-КОЛЛИ. Что сделал Грей? Скормил псу тело
серого человечка? Сунул его носом в труп и вынудил вдохнуть споры этого
плодоносящего тела? Нет, скорее заставил сожрать, ну же, мальчик, жуй
быстрее, пора обедать. Каким бы ни был процесс зарождения хорьков, начинался
он не в легких, а в желудке. Перед глазами Джоунси вновь встал Маккарти,
заблудившийся в лесу. Бивер спросил:
"Какого дьявола вы ели? Кабаний помет?" И что ответил Маккарти? "Ветки,
мох, всякое такое.., не знаю, что именно, я был так голоден, знаете ли..."
Точно. Голодный. Заблудившийся, перепуганный и голодный. Не замечающий
красных брызг байрума на листьях, на зеленом мху, который он совал в рот,
пропихивая его силком в желудок, потому что где-то там, в его прежней
спокойной, о Боже, о Господи, адвокатский жизни он читал, что в экстренных
случаях можно продержаться на мхе и листьях. Возможно ли, что все,
проглотившие споры байрума (такие крошечные, невидимые невооруженным глазом,
плавающие в воздухе), обречены вынашивать злобных чудовищ, одно из которых
выжрало изнутри и разорвало Маккарти и убило Бива? Вероятно, нет, ведь
далеко не все женщины, которым надоело предохраняться, беременеют с первого
раза. Но Маккарти попался.., и Лэд тоже.
- Он знает о коттедже, - сказал Джоунси.
Конечно. Коттедж в Уэйре, в шестидесяти милях к западу от Бостона. И
ему наверняка известна история русской, как и всем в округе. Сам Джоунси не
раз ее рассказывал. Ее слышали в Уэйре, в Новом Салеме, Куливилле и
Белчертауне, Хардвике и Пакардсвилле и Пелхеме. Во всех окружающих городках.
И что же, спрашивается, они окружают?
Как что, Куэббин, разумеется. Куэббинский резервуар. Водохранилище
Бостона и пригородов. Сколько людей ежедневно получают воду из Куэббина? Два
миллиона? Три? Джоунси не знал точно, но их куда больше, чем в Дерри. Мистер
Грей выбрасывал шестерку за шестеркой, еще один бросок - и он сорвет банк.
Два-три миллиона. Мистер Грей жаждет познакомить их с Лэдом,
бордер-колли, и новым дружком Лэда.
И пересаженный в новую среду байрум, вероятнее всего, приживется.
Глава 20
КОНЕЦ ПОГОНИ
1
На юг, на юг, на юг.
К тому времени, когда мистер Грей миновал поворот на Гардинер, первый
за Огастой, снежный покров стал значительно тоньше, а шоссе, хоть и покрытое
бурым слякотным месивом, все же было свободно от заносов по всей ширине.
Настала пора сменить снегоочиститель на что-то не так бросающееся в глаза,
отчасти потому, что он больше не понадобится, и, кроме того, руки Джоунси, в
жизни не имевшего дела с такими махинами, с непривычки болели от напряжения.
Мистеру Грею было плевать на тело временного хозяина (по крайней мере он
старался убедить в этом себя, хотя, честно говоря, трудно было не испытывать
некоторой симпатии к чему-то, способному доставить столь неожиданные
наслаждения, как "бекон" и "убийство"), но оно должно было прослужить по
крайней мере еще пару сотен миль. Мистер Грей подозревал, что для мужчины
своих лет Джоунси пребывает не в слишком хорошей форме. Вероятно, свою роль
сыграл и несчастный случай, но в основном всему виной его работа. Он был
"профессором", и следовательно, почти полностью игнорировал физические
аспекты своей жизни, что просто поражало мистера Грея. Как выяснилось,
подобные создания на шестьдесят процентов состояли из эмоций, на тридцать -
из ощущений, а рассудку были отданы всего десять процентов (и то, по мнению
Грея, эта цифра была несколько завышена). Столь беспечное пренебрежение
собственным телом казалось мистеру Грею глупым и расточительным. Впрочем,
это не его проблема. И теперь уже не Джоунси. Джоунси превратился в то, чем,
похоже, всегда хотел стать: в чистый разум. Правда, судя по его реакции,
достигнув этого состояния, он все равно остался недоволен.
Лэд, лежащий на полу среди россыпи окурков, бумажных чашек и смятых
оберток от чипсов, заскулил от боли. Тело бедняги уродливо вздулось, торс
походил на бочонок. Скоро пес выпустит газы, и живот снова опадет. Мистер
Грей установил контакт с байрумом, росшим внутри собаки, и сможет
регулировать его созревание.
Собака станет его модификацией того, о чем его хозяин думал, как о
"русской". Как только он отдаст пса, его миссия будет выполнена.
Он сделал мысленный посыл назад, нащупывая остальных. Генри и его друг
Оуэн внезапно исчезли, как радиостанция, прекратившая передачи. Тревожный
сигнал. Еще дальше (они только что прошли повороты на Ньюпорт, примерно в
шестидесяти милях от нынешнего местонахождения мистера Грея) следовала
группа из трех человек с одним четким контактом: "Перли". Перли, как и
собака, вынашивал байрум, поэтому мистер Грей ясно его слышал. Раньше он
получал также сигналы от второго, по имени "Фредди", но сейчас и этот
замолчал. Росший на нем байрум погиб. Так сказал "Перли".
На обочине промелькнул зеленый знак с надписью:
ЗОНА ОТДЫХА. Там наверняка найдется "Королевский бургер", который файлы
Джоунси определяли как "ресторан" и "закусочная фаст-фуд", где можно
попросить бекон, при мысли о котором желудок громко заурчал. Да, трудно
будет отказаться от этого тела. Оно имеет свои преимущества, определенно
имеет, и немалые. Но времени на бекон нет, пора сменить машину. И сделать
это как можно более незаметно.
Въезд в зону отдыха разделялся на две дорожки. Одна ДЛЯ ЛЕГКОВЫХ МАШИН.
И вторая ТОЛЬКО ДЛЯ ГРУЗОВИКОВ И АВТОБУСОВ. Мистер Грей зарулил большой
оранжевый снегоочиститель на стоянку для грузовиков (у Джоунси от усталости
дрожали руки) и, с восторгом увидев еще четыре такие же машины,
припаркованные вместе, поставил свою в конец ряда.
Настало время пообщаться с Джоунси, по-прежнему отсиживавшимся в своем
странном убежище, куда мистеру Грею не было доступа.
- Что задумал, партнер? - пробормотал мистер Грей. Нет ответа.., но он
чувствовал, что Джоунси прислушивается.
- Что поделываешь?
Нет ответа. И правда, что ему делать? Заперт, ослеплен, лишен общения.
Все же не стоит забывать о Джоунси... Джоунси с его чем-то волнующим
предложением забыть о цели, о приказе рассеять семена и просто наслаждаться
жизнью на Земле. Эта мысль упорно возникала в самые неподходящие моменты:
послание, подсунутое Джоунси под дверь своей добровольной тюрьмы. Согласно
файлам Джоунси, мысли подобного рода назывались "слоган". Короткие, простые
и доходчивые. Последний гласил: БЕКОН - ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО. И мистер Грей
даже не усомнился, что это правда. Даже в больничной палате (Какая палата?
Какая больница ? Кто такая Марси ? Кому нужен укол ?) он осознал, что жизнь
здесь прекрасна. Но приказ ясен, недвусмыслен и непререкаем: он засеет этот
мир спорами байрума, а потом умрет. Но если по пути успеет поесть бекона,
тем лучше.
- Кто был Ричи? Что такое "Тигры"? Он тоже был тигром? Почему вы убили
его?
Нет ответа. Но Джоунси слушал. Очень внимательно. Мистеру Грею
ненавистно было его присутствие. Все равно (улыбка взята из хранилища памяти
Джоунси) что крохотная рыбья кость, застрявшая в горле! Недостаточно велика,
чтобы подавиться, но поминутно колет и мешает.
- Ты чертовски раздражаешь меня, Джоунси. До посинения. - Он натянул
перчатки, некогда принадлежавшие владельцу "доджа". Хозяину Лэда.
На этот раз узник соизволил ответить: Взаимно, партнер. Почему бы тебе
не убраться туда, где ты желанный гость? Отправиться к себе домой, и там
выкидывать свои штучки?
- Не могу, - сказал мистер Грей, протягивая руку колли. Лэд благодарно
обнюхал ее, радуясь запаху прежнего хозяина на перчатке. Мистер Грей послал
ему мысленный приказ сидеть смирно, спрыгнул на землю и стал огибать
ресторан. На задах наверняка еще одна парковка, для служащих.
Генри и тот, другой парень, вот вот схватят тебя за хвост, жопа с
ручкой. Тебе все равно не уйти. Поэтому расслабься. Проведи время с толком.
Закажи тройную порцию бекона.
- Они не чувствуют меня, - сказал мистер Грей, выдыхая клубы морозного
воздуха (ощущение прохлады во рту и горле было изысканным, бодрящим, даже
запахи бензина и дизельного топлива казались чудесными). - Если я не
чувствую их, значит, они не чувствуют меня.
Джоунси рассмеялся - в самом деле рассмеялся, - и мистер Грей от
неожиданности застыл рядом с мусоросборником.
Правила изменились, друг мой. Они заезжали за Даддитсом, а Даддитс
видит линию.
- Не пойму, о чем ты.
Все ты понимаешь, жопа с ручкой.
- Не смей меня так называть! - взорвался мистер Грей. Если перестанешь
оскорблять мой интеллект, может, я и послушаюсь.
Мистер Грей вновь пошел своей дорогой, и точно: за углом виднелось
небольшое скопление машин, по большей части старых и потрепанных.
Даддитс видит линию.
Джоунси прав, он знал, что это означает. Тот, по имени Пит, тоже
обладал этим даром, тем же даром, хотя не столь сильным, как этот странный
тип.., этот Даддитс.
Мистеру Грею совсем не нравилось оставлять след, по которому идет
"Даддитс", но он знал кое-что, не известное Джоунси. "Перли" считал, что
Генри, Оуэн и Даддитс находятся всего в пятнадцати милях к югу от его
машины. Если это действительно так, значит, Генри и Оуэн отстали на сорок
пять миль, и возможно, еще не успели добраться до Уотервилля. Так что вряд
ли им удастся в ближайшее время схватить его за хвост.
Все же и торчать здесь смысла нет.
Задняя дверь ресторана открылась. Молодой человек в униформе, которую
файлы Джоунси определяли как "поварской халат", вынес два больших мешка с
мусором, явно предназначенных для мусоросборника. Имя молодого человека было
Джон, но друзья прозвали его "Бач" <Силач, хулиган (англ.)>. Мистеру
Грею доставило бы огромное наслаждение убить его, но Бач выглядел куда
сильнее Джоунси, не говоря о том, что был явно здоровее и, возможно,
проворнее. Кроме того, убийство имело ряд неприятных побочных эффектов, и
самый худший - необходимость снова и снова избавляться от украденных машин.
Привет, Бач.
Бач остановился, настороженно глядя на него.
Какая из машин твоя?
Собственно говоря, машина принадлежала не ему, а его матери, и это было
даже к лучшему. Ржавая колымага Бача стояла дома: жертва скисшего
аккумулятора. Пришлось взять машину матери, полноприводный "субару". Мистер
Грей, как сказал бы Джоунси, снова выкинул шестерку.
Бач с готовностью протянул ключи. Взгляд у него по-прежнему был
подозрительным (глаза блестят и хвост дыбом, по определению Джоунси, хотя,
насколько мог видеть мистер Грей, у молодого повара хвоста не было), но
сознание уже погасло.
Отключился, подумал Джоунси. Ты ничего не запомнишь, сказал мистер
Грей.
- Ничего, - согласился Бач. Возвращайся к работе.
- Куда же еще, - снова согласился Бач и, подхватив мешки, направился к
мусоросборнику. К тому времени, когда кончится смена и он сообразит, что
машина матери исчезла, вероятно, все будет кончено.
Мистер Грей открыл красный "субару" и влез внутрь. На пассажирском
сиденье валялся полупустой пакет с картофельными чипсами. Мистер Грей жадно
жевал их, подъезжая к снегоочистителю, чтобы забрать собаку. Съев все до
крошки, он облизал пальцы Джоунси. Жирные. Вкусно. Совсем как бекон.
Он посадил пса в машину и пять минут спустя уже выезжал на шоссе.
На юг, на юг, на юг.
2
Ночь ревет музыкой, смехом и возбужденными голосами, в воздухе плывут
соблазнительные запахи жаренных на гриле хот-догов, шоколада, арахиса, небо
взрывается цветными огнями. И соединяя это в слитную атмосферу веселья,
подписываясь под всем автографом самого лета, из динамиков, установленных в
Строфорд-парке, несется разухабистый рок-н-ролл:
Эй, привет, красотка-беби, оглянись, постой.
Скоро поезд в Алабаму, поезжай со мной.
И тут появляется самый высокий ковбой в мире, девятифутовый Пекос Билл,
под пылающим небом, нависает над толпой, и детишки с измазанными мороженым,
широко открытыми от изумления ротиками таращат глаза; смеющиеся родители
поднимают их или сажают на плечи. Пекос Билл помахивает шляпой. В другой
руке он держит знамя с надписью: ДНИ ДЕРРИ - 81.
До путей пешком дойдем мы, ночку переждем.
Если нам молчать наскучит, ссору заведем.
- Ак он озет ыть иим оким? - спрашивает Даддитс, опустив руку с голубым
конусом сахарной ваты и не сводя с ковбоя таких же круглых глаз, как у
любого здешнего трехлетки. Справа от него стоят Пит и Джоунси, слева - Генри
и Бив. За ковбоем шествует процессия девственных весталок (наверняка среди
них найдется парочка девственниц, даже в лето Господне 1981), в расшитых
блестками ковбойских юбках и белых ковбойских сапожках, подбрасывая жезлы,
навеки завоевавшие Запад.
- Не знаю, как он может быть таким высоким, Дадс, - ухмыляется Пит и,
выдернув клок ваты, сует в распахнутый рот Даддитса. - Должно быть,
волшебство.
Все смеются над Даддитсом, который ухитряется жевать, не сводя глаз с
ковбоя на ходулях. Дадс выше их всех, даже Генри, но по-прежнему остается
ребенком, и это приводит остальных в восторг. Волшебник - это он, только он,
и хотя он отыщет Джози Ринкенхауэр не раньше будущего года, они твердо
знают: он самый натуральный волшебник. И хотя они отчаянно трусили,
сцепившись с Ричи Гренадо и его дружками, но по сию пору уверены, что тот
день был самый счастливый в их жизни.
Не отказывайся, беби, поезжай со мной,
Ждет нас поезд в Алабаму, за большой горой.
- Эй, тех! - машет Бив своей покрышкой (бейсболкой с эмблемой "Тигров
Дерри"). - Поцелуй меня в задницу, верзила! А еще лучше, сядь на нее и
покрутись!
И все надрываются от хохота (они запомнят это на всю жизнь, ночь, когда
Бивер задирал ковбоя на ходулях под рассыпающимся искрами небом), все, кроме
Даддитса, продолжающего взирать на происходящее с оцепенелым изумлением, и
Оуэна Андерхилла (Оуэн, думает Генри, как ты попал сюда, дружище?), который
встревоженно хмурится.
Оуэн трясет его, Оуэн снова требует, чтобы он проснулся.
Генри, проснись, проснись, про...
3
...снись, ради Бога.
Именно дрожь в голосе Оуэна окончательно разбудила Генри. В носу еще
стоит запах жареного арахиса и сахарной ваты. Но тут в сонный бред
вторгается реальность: белое небо, заснеженное шоссе, зеленый указатель:
ОГАСТА, СЛЕДУЮЩИЕ ДВА ПОВОРОТА. Оуэн продолжает его трясти, а сзади
доносятся хриплые, отчаянные лающие звуки. Даддитс кашляет.
- Вставай, Генри, у него кровь! Да проснись же, мать...
- Проснулся, проснулся.
Он отстегивает ремень безопасности, поворачивается, встает на коленях.
Натруженные мышцы бедер отзываются острой болью, но Генри не до того.
Все оказалось лучше, чем он ожидал. Судя по паническим воплям Оуэна, он
уже подумал было, что Дадс истекает кровью. На самом деле из ноздри сочилась
тонкая струйка, а изо рта при каждом спазме летели мелкие брызги. Оуэн,
наверное, вообразил, что бедняга Дадс выхаркивает собственные легкие, хотя
тот скорее всего просто натрудил горло. Или мелкий сосуд лопнул. Разумеется,
это отнюдь не пустяки. В таком тяжелом состоянии все может обернуться
катастрофой, любая простуда способна убить Даддитса. Генри с первого взгляда
понял, что Дадс выруливает на финишную прямую, ведущую к дому.
- Дадс! - резко окликнул он. В нем что-то переменилось. В нем что-то
новое, Генри. Но что? Нет времени об этом думать. - Даддитс, дыши через нос!
Через нос, Даддитс. Вот так!
Генри несколько раз глубоко вдохнул, и при каждом выдохе из ноздрей
летел белый пушок, как семена молочая или одуванчика. Байрум. Он рос в носу,
но уже погиб, подумал Генри. Я высмаркиваю байрум! И тут он осознал, что зуд
в бедре, во рту и паху давно прекратился. Язык по-прежнему был шершавым,
словно обернутым обрывком ковра, но больше не чесался.
Даддитс, подражая ему, стал дышать носом, и кашель тут же сделался не
таким надрывным. Генри порылся в пакете, нашел безвредный, не содержащий
спирта сироп от кашля и налил чашечку Даддитсу.
- Выпей, полегче станет, - сказал он уверенно, стараясь думать так же:
с Даддитсом важны не только слова, но и мысли.
Даддитс сглотнул робитуссин, поморщился и улыбнулся Генри. Кашель
прекратился, но кровь все еще стекала из носа и из уголка глаза. Плохо дело.
Даддитс побледнел и еще больше осунулся. Холод.., бессонница.., немыслимые
для такого больного волнения.., плохо дело. Он заболевает, а на последней
стадии ОЛЛ даже респираторная инфекция может оказаться фатальной.
- Он в порядке? - спросил Оуэн.
- Дадс? Дадс у нас железный! Верно, Даддитс?
- Езый, - согласился Даддитс, сгибая прискорбно исхудалую руку.
При виде его лица, усталого, измученного, но улыбающегося, Генри
захотелось кричать. Жизнь несправедлива, он давно знал и смирился с этим. Но
то, что происходило сейчас, было более чем несправедливо. Чудовищно.
- Посмотрим, что тут есть попить хорошим мальчикам, - объявил он,
открывая коробку для завтраков.
- Уби-у, - кивнул Даддитс. Он по-прежнему улыбался, но голос звучал еле
слышно.
- Да, пора приниматься за дело, - сказал Генри, открывая термос. Он дал
Даддитсу таблетку преднизона, хотя не было еще восьми, и спросил, хочет ли
тот перкосен. Дадди, подумав, поднял два пальца. У Генри упало сердце. -
Совсем никуда, верно? - спросил он, протягивая Даддитсу лекарство. Ответа он
не ждал: такие люди, как Даддитс, не будут просить лишнюю таблетку, чтобы
словить кайф.
Даддитс выразительно махнул рукой: соmmе ci, comme ca <так себе (фр
).>. Генри хорошо помнил этот жест, такой же типичный для Пита, как
привычка Бива жевать зубочистки.
Роберта наполнила термос шоколадным молоком, его любимым. Генри налил
молока в чашку, выждал, пока забуксовавший на бугристой наледи "хамви"
выровняется, и протянул Даддитсу. Тот запил наркотик.
- Где болит, Дадс?
- Есь. - Рука на горле. - Есь осе. - Рука на груди. И, нерешительно,
слегка краснея:
- И есь. - Рука на ширинке. Инфещия мочеполового тракта, подумал Генри.
О дьявол!
- Е ует уце?
- Обязательно будет лучше, - кивнул Генри. - Таблетки помогут, только
подожди немножко. Мы все еще на линии, Даддитс?
Даддитс выразительно кивнул и показал вперед. Генри (не впервые)
задался вопросом, что он там видит? Как-то сам он спросил Пита, и тот
объяснил, что это нечто вроде нити, иногда почти неразличимой.
"Лучше всего, когда она желтая, - говорил Пит. - Желтое легче всего
проследить, не знаю почему".
Но если Пит видел тонкую желтую нить, возможно, Даддитсу представлялась
широкая желтая полоса, или дорога желтого кирпича, по которой шла Дороти.
- Если линия пойдет по другой дороге, скажешь, хорошо?
- Казу.
- Не заснешь?
Даддитс покачал головой. Как ни странно, он никогда еще не выглядел
более оживленным и бодрым. Глаза звездами сияли с изможденного лица. Так
иногда вспыхивают лампочки, перед тем как погаснуть навсегда.
- Если захочешь спать, скажи, и мы остановимся. Добудем тебе кофе. Нам
не до сна.
- Оей.
Генри уже хотел осторожно повернуться, боясь разбередить ноющие мышцы,
но Даддитс добавил:
- Исе ей оцет екон.
- Неужели? - задумчиво протянул Генри.
- Что? - спросил Оуэн. - Не понял.
- Говорит, что мистер Грей хочет бекона.
- Это так важно?
- Не знаю. Слушай, тут есть обычный приемник? Хотелось бы послушать
новости.
Обычный приемник висел под приборной доской, и судя по всему, его
поставили совсем недавно. В начальный комплект оборудования он не входил.
Оуэн потянулся было к нему, но едва успел ударить по тормозам, чтобы не
столкнуться с подрезавшим его "понтиаком": передний привод и летние шины.
"Понтиак" занесло, но судьба была пока милостива к нему - машина даже не
слетела с шоссе. Водитель прибавил скорости, и "понтиак" рванулся вперед. По
прикидкам Генри, он шел со скоростью не менее шестидесяти миль. Оуэн
укоризненно нахмурился.
- Конечно, я только пассажир, - заметил Генри, - но если малый может
проделывать такое без зимних шин, почему бы и нам не пошевелиться? Неплохо
бы сократить расстояние.
- "Хаммеры" лучше приспособлены для грязи, чем для снега. Можешь мне
поверить.
- И все же...
- Минут через десять мы его увидим. Спорю на кварту хорошего скотча. Он
либо вылетит сквозь столбики ограждения и будет валяться под насыпью, либо
застрянет на осевой. Если повезет, машина будет лежать правой дверцей вверх.
Плюс.., это, разумеется, всего лишь техническая деталь, но не забудь, что мы
- беглецы, скрывающиеся от властей, и не сможем спасти мир, сидя в окружной.
О Боже!
"Форд-эксплорер", полноприводный, но летящий с нeпозволительной для
такой погоды скоростью около семидесяти в час, с ревом пронесся мимо,
поднимая снежные хвосты. Багажник на крыше был завален небрежно связанными и
едва прикрытыми брезентом сумкам и чемоданами. Неудивительно, если все это
скоро разлетится по шоссе.
Позаботившись о Даддитсе, Генри свежим глазом осмотрел дорогу. Что ж,
этого следовало ожидать. Противоположная сторона была почти пустынна, а вот
машин, идущих в южном направлении, не прибавлялось, но Оуэн включил радио,
как раз в тот момент, когда мимо промчался "мерседес", разбрызгивая комья
грязи. Он нажал кнопку "ПОИСК", нашел классическую музыку, снова нажал,
напал на юмористический канал, нажал в третий раз.., и наткнулся на голос.
- ..огромный обалденный косячок, - объявил голос, и Генри переглянулся
с Оуэном.
- Куит аану, - заметил Даддитс с заднего сиденья.
- Верно, - кивнул Генри, когда владелец голоса шумно выдохнул в
микрофон. - Именно марихуану, и судя по всему, действительно не пожалел
травки.
- Сомневаюсь, что Федеральная комиссия связи одобрит это, - продолжал
диджей после очередного долгого и шумного выдоха, - но если хотя бы половина
того, что я слышал, правда, ФКС - это самая малая из наших забот.
Межзвездная чума вырвалась на свободу, братья и сестры, вот в чем беда!
Назовите это Горячей Зоной, Мертвой Зоной, Сумеречной Зоной, но постарайтесь
держаться подальше от севера.
Долгая и шумная затяжка.
- Марвин Марсианин на марше, братья и сестры, так передают из округов
Сомерсет и Касл. Чума, лучи смерти, живые завидуют мертвым.
Треск чего-то сломанного. Судя по звуку, пластика. Генри зачарованно
слушал. Вот она, совсем близко, тьма, его старая подруга, но на этот раз не
в голове, а в проклятом радио!
- Братья и сестры, если сейчас вы находитесь к северу от Огасты,
послушайте своего приятеля, Одинокого Дейва с WWWE: перестраивайтесь в
соседний ряд и направляйтесь на юг. И немедленно. А вот вам и музыка в
дорогу.
Одинокий Дейв с WWWE, разумеется, поставил "До-орз". Джим Моррисон
принялся калечить "Зе Энд". Оуэн переключился на средние частоты и нашел
выпуск новостей. Голос диктора звучал не слишком сокрушенно, что уже было
шагом вперед. Он сказал, что для паники нет причин - что было еще одним
шагом вперед. Он пустил в эфир отрывки речи президента и губернатора штата
Мэн. Оба говорили примерно одно и то же: спокойно, граждане, не волнуйтесь,
все под контролем. Словом, обычная утешительная болтовня, робитуссин для
политиков. Президент собирался выступить с обращением к американскому народу
в одиннадцать утра по восточному поясному времени.
- Та речь, о которой говорил Курц, - вспомнил Оуэн. - Только ее
передвинули на день.
- О какой речи...
- Ш-ш-ш-ш. - Оуэн показал на радио.
После столь утешительного вступления диктор продолжал будоражить
слушателей, повторяя бесконечные сплетни, которые они уже слышали от
обкуренного диджея, только в более изысканных выражениях: чума, лучи смерти,
пришельцы из космоса. Далее последовал прогноз погоды: снежные заряды, в
сопровождении дождя, и сильный ветер, по мере того как теплый фронт (не
говоря уже о убийцах-марсианах) будет продвигаться на север. Последовали
короткие гудки, и в кабине снова зазвучал только что слышанный выпуск.
- Ати! - воскликнул Даддитс. - Ои еали имо ас. - Он ткнул пальцем в
грязное окно. Палец дрожал, как и сам Даддитс. Зубы выбивали крупную дробь.
Оуэн мельком глянул на "понтиак", и в самом деле застрявший на осевой,
на самой середине шоссе, и хотя машина не перевернулась, растерянные
пассажиры сгрудились вокруг, не зная, что делать. Пожав плечами, Оуэн
обернулся к Даддитсу. Съежившийся, какой-то посеревший, из ноздри торчит
окровавленная вата.